Відомий російський християнський філософ Владимир Соловьев, який прийняв Католиціьку Віру, вийшовши із Синодального Православія, написав чимало апологетичних слів про Католицтво. Поєднуючи надзвичайну простоту аргументів із глибоким логічно-науковим аналізом, він доказав, що його співгромадянам, які належали до Синодальної церкви, не важко прийняти істини Католицької Церкви.
Звичайно, думка Владимира Соловьева сама по собі не претендує на непомильність, але вона варта того, щоб до неї дослухались, тому що часом вона практично відзеркалює непомильне вчення Католицької Церкви.
Петр и Сатана
Владимир Соловьев
Не в качестве апостола пришлось Симону переменить свое имя. Это изменение, заранеее возвещенное, произошло не во время избрания и торжественного отправления двенадцати апостолов. И эти последние, за исключением одного Симона, сохранили в апостольстве свои прежние имена; никто из них не получил от Господа нового и постоянного наименования, имеющего какое-либо общее и высокое значение.1
За исключением Симона, все остальные апостолы различались между собой лишь природными своими характерами, индивидуальными своими качествами и личной судьбою, а также различиями или оттенками личного чувства, которое мог питать к ним их учитель. В противоположность этому, новое и многозначительное имя, полученное одним только Симоном, помимо общего апостольского призвания, не указывает ни на какую-либо черту в его природном характере, ни на личное расположение Господа к нему, но связано исключительно с той совершенно особой ролью, которую сыну Ионы суждено было исполнять в Церкви Христа. Ему не было сказано: Ты - Петр, потому что Я предпочитаю тебя другим или потому что у тебя от природы твердый и сильный характер (что, впрочем, и не совсем было бы согласно с истиной), но: "Ты - Петр, и на этом камне Я создам Церковь Мою".
Исповедание Петра, добровольным и непогрешимым согласием связывавшее человечество со Христом и основывавшее свободную Церковь Нового Завета, не было простым проявлением его обычного характера, и не могло быть поэтому и случайным и преходящим порывом его души. Разве можно допустить, в самом деле, чтобы за такой порыв, за такую минуту энтузиазма, не только было изменено имя Симона, как некогда Авраама и Иакова, но чтобы даже таковое изменение было предсказано заранее, как имеющее последовать неминуемо, при чем это обстоятельство предуказывало бы этому событию определенное место в предначертаниях Господа? А есть ли что-либо более важное в мессианском деле, чем основание Вселенской Церкви, определенно связанное с Симоном, обращенным в Петра? Предположение, что первое догматическое деяние святого Петра проистекало лишь из его чисто человеческой и частной личности, безусловно опровергается, впрочем, прямым и ясным свидетельством Христа: "Не плоть и кровь открыла тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах". Таким образом, это исповедание Петра есть некоторый акт sui generis - акт, чрез который нравственное существо апостола вступило в особое сношение с Божеством; и, благодаря этому сношению, человеческое слово могло непогрешимо выразить безусловную истину Слова и положить нерушимое основание Вселенской Церкви. И, как бы для того, чтобы устранить всякое сомнение по этому поводу, боговдохновенный рассказ Евангелия немедленно рисует нам этого же самого Симона, некода объявленного Иисусом камнем Церкви и ключарем Царства Небесного, предоставленным своим собственным силам и говорящим - впрочем с самыми лучшими намерениями, но без божественной помощи - в духе своей природной и частной личности. "С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту и втретий день воскреснуть. И отозвав Его, Петр, начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи, да не будет этого с Тобою! - Он же, обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана, ты Мне соблазн, потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое". (Матфей, VXI, 21-23).
Ну что же, станем мы, вместе с нашими греко-русскими полемистами, противопоставлять этот текст предшествующему, с целью опровергать слова Христа Его же словами? Будем мы считать, что воплощенная истина могла столь быстро изменить свой взгляд и внезапно отвергнуть то, что она только что высказала? И, с другой стороны, как примирить "Блаженного" с "Сатаною"? Как допустить, что "камень преткновения" для Самого Господа может быть в то же время и камнем Его Церкви, несокрушимым для врат адовых? Что тот, кто помышляет лишь о земных вещах, может получить откровения от Отца Небесного, что ему могуть быть вручены ключи Царства Божия?
Есть только один способ согласить эти тексты, которые боговдохновенный евангелист недаром поставил рядом. Симон-Петр, как верховный пастырь и учитель Вселенской Церкви, поддерживаемый Богом и говорящий за всех, есть верный свидетель и непогрешимый толкователь богочеловеческой истины; в этом своем качестве он - несокрушимая основа дома Божия и ключарь Царства Небесного. Тот же Петр, как частное лицо, говорящее и действующее в меру своих природных сил и своего чисто человеческого понимания, может говорить и делать вещи недостойные, соблазнительные и даже сатанинские. Но личные недостатки и грехи суть нечто преходящее, тогда как социальная функция церковного монарха есть нечто пребывающее. "Сатана" и "соблазн" исчезли, но Петр остался.
1 Я не говорю о прозвищах и случайных и неустойчивых эпитетах, в роде Воанергес, приданного Иоанну и Иакову.
Источник: Владимир Соловьев, О ХРИСТИАНСКОМ ЕДИНСТВЕ, Москва, Рудомино, 1994. РОССИЯ И ВСЕЛЕНСКАЯ ЦЕРКОВЬ, La Russie et l'Eglise Universelle, Paris, ed. A.Savine, 1889, перевод с французского Г. А. Рачинского, Москва - 1911, Товарищество типографии А. И. Мамонтова, с. 236-237.
Підготував о. Керлі
16.07.2011 |
